Кэрри Эйвери... и другие
Она приходит ночью, когда, усталая, я кладу книгу на прикроватный столик и выключаю свет.
Сегодня это "Восходящая Тень". Кто из них упоминал надежду на спасение и возрождение - агент Фарзани, вроде бы? В ту суматошную ночь, о которой не хочется помнить и нельзя забыть; не знаю, куда, к каким берегам вынесли течения моих невольных коллег по бестолковому рейду на базу военных. В здании ФБР я больше их не встречала. Шеф распорядился, чтобы я осталась в "Секретных материалах" - у меня дергался глаз, когда я после того разговора смотрела в зеркало в ванной, ведь только слепой не заметит, что для такой работы я совсем не гожусь.
Но руководителю порой нужно быть слепым.
Малдер так и не рассказал, чем кончилось дело Нормы Боулз. Он похвалил меня за профессионализм и посоветовал забыть тех троих, что явились в мой номер за копией фильма, которой не было. Мне кажется, что он надо мной посмеялся, и я могла бы поговорить об этом с психоаналитиком здесь, в ФБР, но я медлю. Обратиться к нему - значит расписаться в некомпетентности; найти специалиста со стороны - мне ничего не даст еще один разговор о разводе, о пьющей матери, о том, куда ездил ночами отец, когда мне было шесть лет. Все это прошло, все это оставило шрам, перекроивший меня, и жизнь наросла вокруг, и он почти не мешает. Но ложь, сомнение в моей профпригодности - теперь, когда я во тьме ночной заполняю себя фантазиями, не желая заполнять вином - точит меня и злит. Возможно, мне стоит просить о переводе куда-то еще, но шеф (будь он проклят) намекнул, что мне следует подождать. А пока я перебираю бумаги, пишу отчеты, как в деле Нормы, и наверняка точно так же не вижу ни связей, ни выводов, ни убийц.
Она приходит ночью, мое отражение в оконном стекле.
Когда-то она подхватила меня на руки и унесла за собой - в тот мир, где явь сплетается с сном, где в ряби воды рассыпался лунный диск, где горы врезаются в небо. Но было еще одно, что трудно объяснить выдумкой. Мы стояли в тени фонаря, струившего желтый свет на пустынную площадь. Пикап отца стоял у магазинчика, давно закрытого; дверь приоткрылась, и они вышли вдвоем. Отец и мисс Харрис, у которой весной сломалась машина, и он тащил ее на буксире в ремонт. Он обнимал мисс Харрис за талию, она повернулась к нему... и тут Кларисса прижала меня к себе.
- Я не думала, что мы на них наткнемся, Кэрри, - сказала она напряженно.
Я ничего не ответила. Я почему-то думала, что мама будет ругаться, если застанет
меня здесь. Не папу.
В конце концов, дети видят больше, чем полагают взрослые. Кто может винить меня в том, что я, когда мое детство и семья летели к черту, придумывала себе друзей?
***
Фонарь у входа всегда горел тускло, и самые любопытные взоры увидели бы только смутные очертания, тень женщины, взметнувшийся край плаща. Дверь приоткрылась, что-то мелькнуло в тенях. Ночью здесь было тихо. Спокойный район.
Но человек в элегантном черном костюме, что стоял привалившись к ограде, потушил сигарету и заступил незнакомке путь.
Пряди темных волос, благородные тонкие черты, бледное,
пугающе бледное лицо. Незнакомка была похожа и не похожа на Кэрри Эйвери.
- Чего ты еще хочешь? - устало, но и с угрозой спросила она. - Архивы уничтожены, а то, откуда взялись органы для трансплантации - разбирайтесь сами. Мне выяснить не удалось.
- Она красивая, - глаза человека в костюме странно блестели.
- Ты слишком много себе позволяешь, - глаза женщины сузились.
- Ты слишком много интересуешься своими...
потомками, Кларисса. Право же, через...
столько лет? - Мне кажется, - голос Клариссы обрел ту звенящую чистоту, которую Кэрри так хорошо знала - чистоту зрачка бури, - кому, как не мне, заниматься этим? ФБР стало трогать опасно, и вам пора бы это признать. С тебя взяли клятву держаться от них подальше, Арман.
Похоже, она затронула неприятную тему - мужчина в костюме разом потерял интерес.
- Этот Малдер, - сказал он, помолчав. - Не нравится мне он. Слишком ловко связи прослеживает. Люди чем хороши - не воспринимают то, что выходит за рамки, и это, а вовсе не превосходство, веками давало нам процветать.
- Как хорошо и то, что жизнь людей скоротечна, - Кларисса невольно взглянула на домик Кэрри, - и через тридцать, через сорок лет ему будет уже все равно.
Она повернулась, чтобы уйти. Мужчина не мешал ей. И только, когда и его неестественно острый взгляд мог различить во тьме лишь ее силуэт, воскликнул:
- С чего ты взяла, что органы для пересадки были
наши? Не склонны ли мы точно так же быть ограничены рамками, как толпа людей?
***
Она приходит ночью, с изнанки сна, с другой стороны рассвета; она склоняется над постелью, где мне одиноко, где я никак не могу разобраться в своих жизненных несуразностях, и, пусть комната погружена во тьму, мне хорошо видно ее лицо. Мне кажется, ее глаза хранят мудрость веков - усталые, грустные, смотрящие в даль, неподвластную мне. Она говорит что-то, и голос шуршит, как листья, струится в каплях воды; и через меня будто проносится ледяной ветер, успокаивая и притупляя боль.
А позже пищит будильник, и я просыпаюсь. Встаю, принимаю душ, иду на работу в здание ФБР. Пытаюсь помочь Фоксу Малдеру, разбирая кипы бумаг - пусть распорядился кто-то в верхах, но, уничтожив архив, я чувствую себя виноватой. Это дело его жизни, как бы я ни относилась к нему.
Она приходит ко мне, но я не помню.
Ведь в моей жизни - астронома, исследователя, агента - нет места для нее.
