Балиан II Ибелин
Сумерки сгущались над зимней Мессиной и дворцом-резиденцией сицилийских королей. Уже более полугода эту должность занимал Танкред - далеко не самый глупый из них. Хотя будь он самим Петром Ломбардским, шансов устоять против Балиана у него было чуть менее, чем никаких. Нет, Балиан не пил его, да и не пытался загипнотизировать. Сухая логика и голые факты - и сицилиец был свято уверен, что приютил бывшего короля Иерусалима, сдавшего свой город Саладину. Конечно, Танкред не мог знать, что спустя шесть месяцев после той самой сдачи Балиан (настоящий Балиан) нашел свою смерть в забытом Богом монастыре в Альпах. Прежде, чем умер, Балиан рассказал ему все, до мелочей. Возможно, думал, что это спасет ему жизнь. Напрасно. С тех самых пор он стал Балианом Ибелином. Вторым.
Балиан Ибелин, а вернее, тот, кто стал им, стоял у окна и рассматривал гостей. Изредка меж них мелькали его соплеменники, но сейчас его больше интересовали люди. Нет, он не был голоден, во всяком случае пока. Но ему было интересно наблюдать за их суетливостью, он посмеивался про себя, когда они строили грандиозные планы, считая себя властелинами этого мира. И, конечно, он наслаждался, читая эмоции этих живых. Можно было бы подумать, что он завидует им, таким теплым, таким переменчивым, таким... недолговечным. Но он давно разучился завидовать, как и испытывать многие другие чувства. И сейчас, глядя на королей и королев, придворных дам, менестрелей и слуг, он просто
вспоминал...
Возбуждение. Он прочел его на теле какой-то подвыпившей женщины. Ничего особенного, никаких сверхспособностей - лишь язык тела. Слегка расширенные зрачки, стук сердца чуть чаще, чем обычно, едва уловимые очертания затвердевших сосков. Когда в твоем распоряжении вечность, не составляет большого труда научиться читать людей, как открытую книгу. Знание - одно из немногих достойных удовольствий, что остались ему доступны. Сам он тоже порой чувствовал возбуждение, хоть и совсем другого рода. Однако за прошедшие столетия он научился его контролировать, заплатив за эти уроки поистине высокую цену.
Зависть. Прищуренные глаза, кислое выражение лица, словно парень съел ведро неспелых оливок, взгляд из-под бровей на красавчика в окружении нескольких миловидных созданий. Этот воин вовсе не скрывал своих эмоций, видать, слишком долго держал их в себе и уже готов поддаться им. Балиан взял на заметку эту пару. Если хмурый даст волю своей зависти, нужно будет оказаться поблизости от них в тот момент.
А вот и
любовь. Скучное чувство. Слишком возвышенное. Похоть куда интереснее...
Внезапно Балиан улыбнулся, вспомнив одного своего старого знакомого, благодаря которому христианство получило свои семь смертных грехов. Папа Григорий впоследствии слегка подкорректировал их список, но именно Киприан Карфагенский был тем, кто впервые их обстоятельно описал. Киприан был тем еще шутником, и Балиан ничуть не удивился бы, если бы узнал, что перед тем, как включить тот или иной грех в список смертных, епископ Карфагенский на своем собственном опыте испытал бы каждый из них.
Воспоминания Балиана прервались, когда он уловил среди толпы нечто неуместное в этом месте.
Страх. Высокий, темноглазый воин ловко лавировал между веселящимися людьми, но поджатые губы, нервозность во взгляде и побелевшие костяшки пальцев недвусмысленно подсказывали вампиру, что испытывал этот мужчина. Сильная эмоция. Но и ее тоже Балиан уже не испытывал. Он вспомнил, как горел вместе с замком, как его пронзал меч, как топор отрубал ему ногу, как утыканный стрелами он летел с городской стены в ров с крокодилами. И как однажды его угораздило попасть в руки Святой Инквизиции. В тот раз он действительно едва не умер. Тем слаще была месть, хоть прежде чем ее совершить, ему и пришлось около полугода восстанавливать свои силы. С тех пор страха он не ощущал. Как и многого-многого другого.
Он читал людей и видел все новые и новые эмоции.
Ненависть... Гнев... Надежда... Отчаянье...Грусть... Все это было недоступно ему, но он не чувствовал свою ущербность. Ведь у него было нечто иное. Два чувства столь сильные, что даже не снилось этим мелким букашкам, столь всепоглощающие, что поддавшись им, Балиан мог почувствовать себя истинным богом. И если одно из них с трудом можно было назвать эмоцией в том смысле, что вкладывали в него люди, то второе знали и они. Но то, что испытывали они, было всего лишь жалкой тенью настоящей Эмоции. Балиан зажмурился и
вспомнил их.
Сначала приходил
голод. Медленно, шаг за шагом, он заполнял тебя всего. Сначала ты мог терпеть и отмахнуться от него, словно от назойливой мушки. Чем дальше, тем сложнее это было делать. Проходили часы, дни, недели - и голод становился невыносимым, он был главным, он был везде, в каждом уголке твоего сознания, он был тобой и ты был им. И тогда, когда наконец ты поддавался, приходила она.
Эйфория. Она сметала все барьеры, воздвигнутые в сознании. Все, что испытывали люди, не шло ни в какое сравнение с настоящим экстазом, что был тем сильнее, чем дольше ты терпел голод. Балиан знал вампиров, что терпели слишком долго, и когда наконец эйфория наполняла их, они словно слетали с катушек и выпивали всех вокруг, не понимая, что делают и порождая тем самым страшные истории. Некоторые из таких еще могли прийти в себя, но большая часть теряла всякий разум и лишь окончательная смерть останавливала их сумасшествие.
Балиан вздрогнул. Поддавшись очередной волне воспоминаний, он чуть было не попал впросак. И заметил женщину лишь в восьми шагах от себя. Ретироваться было поздно, поэтому он улыбнулся ей, ни единым движением не выдав своей досады.
- Хороший вечер, не так ли? - проворковала дама в синем платье с глубоким вырезом и глазами изумрудного цвета. Ее волосы ниспадали на плечи ровными локонами, а в улыбке таился некий сакральный смысл, как она считала, ведомый лишь ей одной.
- С твоим появлением он заметно улучшился, - не замедлил ответить Балиан. Движение бровью, легкий, с достоинством, поклон, рука словно случайно касается ее руки. И все. Не успев опомнится, красотка из охотницы превращается в дичь, сама того не понимая. Впрочем, сегодня их цели скорее всего совпадают. Так почему бы не поразвлечься?
