-Вот пример человека, контролирующего свои аппетиты! - рассмеялась Маммон, - Ведь ему достаточно всего половины имущества его соседа! К слову об аппетитах - ваш бочонок, кажется, пуст.
И правда, бочонок, к которому тянулся рыцарь, уже мог порадовать разве что какого-нибудь бондаря, оценившего бы качественно сколоченную тару. Но вина в нем не было.
-К слову об аппетитах! - воскликнула та, по чьей вине был пуст уже не только бочонок, но и некоторое количество подносов с едой. - Расскажу-ка я одну знатную историю.
Бельзе, Демон Чревоугодия, шестая из Сестер Чистилища, с довольным выражением лица поглаживая себя по животу (которому ничуть не вредило количество съеденного и выпитого), и начала рассказывать.
-Жил когда-то в одной стране человек, у которого был очень тонкий вкус. Его вкусовые рецепторы были настолько чувствительными, что он мог различать тончайшие оттенки вкусов. И надо же такому случиться, что он оказался одним из тех удачливых людей, что находят себе место в жизни в полном соответствии со своими природными способностями. Он стал ресторанным экспертом и критиком. Он использовал свое умение, чтобы оценивать качество работы лучших поваров самых разных стран, помогать им придумывать новые, еще более совершенные блюда, подниматься на все более высокий уровень в их искусстве. Его имя всегда произносили с уважением, он был известным и желанным гостем в любом ресторане. У него была семья - жена и дочь, было много денег, высокий ранг в обществе, в общем, он жил роскошной жизнью, о которой многие люди могли лишь мечтать, и при этом он приносил людям пользу. Что же здесь плохого, спросите вы? Но дело в том, что с каждым годом Критик становился все более привередливым. Все чаще он требовал от испытуемых поваров удивить его чем-то особенным, новым. И все реже чувствовал удовлетворение от тех шедевров, в которые вкладывали все свое умение труд повара. Заботы об услаждении своего языка и желудка стали вытеснять все остальное - даже заботу о семье, которую он любил когда-то больше всего. Имя его, которое раньше произносили с благоговением и уважением, все чаще стали произносить со страхом и ненавистью, потому что он все чаще, лишь попробовав то или иное блюдо, презрительно бросал: "Ничего особенного" - а для повара это становилось концом карьеры, а для некоторых и жизни. Но Критика это не волновало, его заботило лишь удовлетворение своего пресыщенного вкуса.
Бельзе поболтала немного в воздухе бокалом с вином и, сделав глоток, облизнулась и продолжила.
-И вот Критик со своей семьей приехал в одну экзотическую страну. Там он посетил один большой, очень фешенебельный ресторан, где попросил угостить его каким-нибудь блюдом национальной кухни той страны. Но, когда он съел то, что ему принесли, то даже презрительно скривился. "Я ожидал, что ваша хваленая национальная кухня сможет удивить меня чем-то, показать мне новые вкусовые ощущения! Но в том, что мне принесли, нет ничего, что я не пробовал бы раньше! Это все не стоит тех дифирамбов, что вы сами себе поете". При этих его словах и повар, и владелец ресторана впали в ступор, а затем рассердились, но Критик не обратил на это внимания. Он лишь спокойно покинул заведение. На улице к нему вдруг подошел мужчина, который сказал: "Я слышал вашу речь там. Если хотите, я угощу вас по-настоящему экзотическим блюдом, какого вы еще не пробовали, и не попробуете нигде больше!". Критик сначала хотел было прогнать этого мужчину, но желание найти наконец настоящую усладу для своего желудка заставило его кивнуть. Мужчина протянул ему карточку с адресом и сказал: "Приходите завтра, и я угощу вас самым лучшим обедом в вашей жизни".
На следующий день жена и дочь Критика отправились в поход по магазинам, а сам он, несколько часов промаявшись в роскошном гостиничном номере, к назначенному времени приехал в тот самый ресторан. Впрочем, это оказался не ресторан, а, скорее, небольшая закусочная, спрятавшаяся среди тесных улочек дальней части города и окруженная пышными клумбами с разными цветами. Когда Критик вошел, то увидел очень простую обстановку - грубые столы с отметинами от ножей, почти никаких элементов декора - лишь пара цветов в дешевой вазе на тусклом окне. Из двери в кухню вышел тот самый мужчина, что пригласил его сюда. "Вы как раз вовремя", - сказал он. "Обед готов, присаживайтесь за любой стол". Подойдя к входной двери, мужчина повесил на нее табличку "закрыто". Критик нехотя сел за стол, а затем хозяин, видимо, он же и повар, вынес из кухни поднос, на котором стояла глубокая глиняная тарелка. Когда тарелка оказалась на столе перед Критиком, он увидел обычный суп, с крупно порезанными кусками мяса и овощей.
Тут Бельзе с выражением досады на лице развела руками, но тут же подняла вверх указательный палец.
-И тут он почувствовал запах. Аромат, который поднимался над этой тарелкой, вызвал у Критика такую дрожь предвкушения, какой не вызывала у него ни одна женщина, даже в те времена, когда он интересовался женщинами, а не только едой. Дрожащей рукой Критик поднес ко рту ложку - и глоток этого обжигающего супа вознес его на такую вершину блаженства, какой он не достигал никогда. Вкус этого супа был одновременно и нежным, и пряным, и острым... казалось, он сочетал в себе все возможные вкусы. Критик даже не заметил, как опустела его тарелка, а повар уже поставил перед ним другую - на этот раз это было мясо с овощами. И хотя Критику казалось, что вкуснее того супа быть ничего не может, но это блюдо оказалось еще вкуснее, еще нежнее, и будто бы еще более чистым и ясным по вкусу. Съев все, Критик несколько минут просто сидел, закрыв глаза и ощущая себя счастливым. Повар в это время стоял рядом и с улыбкой смотрел на него. Наконец критик открыл глаза и сказал: "Признаться честно, я удивлен. Не думал, что такая простая еда может быть настолько восхитительной. В чем ваша тайна?". Повар улыбнулся еще шире и ответил: "Ведь вы же хотели попробовать по-настоящему традиционную еду. Впрочем, ради вас я открою секрет - все дело в правильном подборе сырья. Если хотите, я проведу вас на кухню и все покажу." "Конечно, хочу. Я должен это узнать", - отозвался критик, и пошел вслед за поваром. Тот открыл перед ним дверь и впусти в большую кухню. На кухне он увидел такую же простую обстановку, как и в зале. Двое помощников повара - рослые широкоплечие мужчины - что-то нарезали большими ножами на огромных разделочных досках. "Знаете, тот ресторан, в котором вы были вчера", - вдруг сказал из-за спины Критика повар, - "Его держит мой отец, а повар - мой старший брат." "Так вы хотели показать мне, что лучше вашего брата, и чтобы ваш отец взял вас вместо него?", - Критик даже не обернулся, он уже сталкивался с подобным. "Глупости", - отозвался повар. - "Я не умею готовить изысканные блюда, только простые, вы же сами видели. Как я уже сказал, все дело в сырье. Тэцу, покажи ему." Один из помощников повара отодвинул в сторону большую кастрюлю, стоявшую на столе. За ней оказалась еще одна разделочная доска... на которой стояли головы жены и дочери Критика. Прежде, чем тот успел осознать увиденное, его затылок взорвался болью и он потерял сознание.
Очнулся Критик сидя в каком-то подвале прикованным к стене за руки. Из-за долгого нахождения в неудобной позе он совсем отсидел ноги и не чувствовал их. Открыв глаза, Критик увидел стоящего перед ним повара. Тот снова улыбался. "Ну, что скажете?" - спросил он, присаживаясь на корточки рядом с пленником. "Понравилось вам мое угощение? Я же обещал, больше вы такого нигде не попробуете - ведь" - тут он вздохнул - "от ваших жены и дочери почти ничего не осталось". Критик замотал головой, надеясь, что все это дурной сон, но взгляд и улыбка этого чудовищного повара не отпускали его, а боль в запястьях от наручников убеждали в мучительной реальности происходящего.
"Скажите, что вам понравилось больше - суп из вашей жены или нежное мясо вашей дочери?" Вспомнив наслаждение, с которым ел этот чудовищный обед, Критик закричал, его затошнило. Повар же продолжал: "Вы видели клумбы возле моего заведения? Знаете, пепел от человеческих останков - отличное удобрение. Скажите, какие цветы любили ваши жена и дочь, чтобы я мог вырастить именно их". Не дождавшись ответа, повар вздохнул. "Неужели не помните? Впрочем, это неудивительно - ваш желудок заботил вас куда больше. Что же, выберу на свой вкус. Пожалуй, на пепле вашей жены я выращу нежно-коралловые розы. У нее ведь были именно такие губы - кораллового цвета, такие мягкие и нежные... на вкус".
"Хватит!" - отчаянно закричал Критик, по его лицу текли слезы, но ужасный человек перед ним не останавливался. "А что касается вашей дочери... Думаю, к ее прекрасным глазам подойдут фиалки". Будто бы только что увидев плескавшийся в глазах Критика ужас, повар улыбнулся. "Не волнуйтесь, ее лицо я не трогал, так что она и после смерти остается такой же красивой. Но!" - сказал повар, вставая во весь рост - "Прочь сантименты, ведь наш обед еще не окончен, впереди главное блюдо!"
С этими словами повар откинул плед, закрывавший ноги Критика, и тот увидел, что он вовсе не отсидел ноги - их просто не было, вместо них были короткие культи. Ужас наполнил Критика до самых глубин его сущности, а в это время один из помощников повара ухватил его голову, а другой поднес ко рту тарелку, и стал запихивать ему в рот куски мяса. "Ну что вы так отплевываетесь, неужели не вкусно?" - укоризненно сказал чудовищный повар, глядя как Критик отчаянно пытается выплюнуть куски собственного мяса. Подцепив с тарелки один кусок, повар немного пожевал его, а затем, скривившись, выплюнул. "И правда невкусно. А знаете почему? Потому что во всех тех блюдах, что вы ели в своей жизни, были заложены частички души того, кто их делал. И, заботясь лишь об услаждении собственного вкуса, не испытывая ни малейшее благодарности к тем, кто создавал эту пищу, вы поглощали именно эти частички - души других людей. И обед из ваших жены и дочери показался вам таким вкусным потому, что души в нем было куда больше, ведь она все-таки связана с плотью, как бы печально это ни было". Тут повар снова присел и наклонился к самому лицу Критика, сказав: "И ваша собственная плоть так отвратительна, потому что души в ней нет ни на грамм. Свою собственную душу вы сожрали первой". Поднявшись, он хлопнул ладонями, и скомандовал своим помощникам: "А теперь пора переходить к напиткам." Один из помощников повара запрокинул голову Критика и прикрепил ее ремнем к петле в стене. В его рот вставили воронку с двумя желобами, упершимися в руки Критика. А затем повар двумя движениями глубоко разрезал руки Критика, и кровь из них потекла по желобам прямо в воронку. "Это последние вкус, который вы ощущаете в своей жизни. Вкус вашей мерзкой прогнившей сущности. Наслаждайтесь ею сполна, до самого последнего мига."