Игры и словески > Исход

Мафия №1. Исход.

(1/40) > >>

kpods:
Дневник Ингрид Грубер.
20.06.2083

Смерть одного человека способна изменить мир. Я это точно знаю.
Гибель Карла стала поворотной точкой для отца, а своей волей Франц Грубер заставил историю пойти новым путем.
Мне было всего пять лет, но я хорошо помню тот страшный день, когда папе пришло сообщение о гибели брата. Я играла с няней, пока мама со свойственной ей увлеченностью носилась по горнолыжным склонам. Внезапно в детскую вошел отец. Няня очень хорошо чувствовала настроение хозяина дома - поэтому её белокурые локоны мелькнули в дверях сразу же с его появлением. Папа сел на корточки и поманил меня к себе. Уже тогда я относилась к отцу с изрядной долей благоговения и страха: он и Карл казались мне - маленькой, глупой и неловкой - высшими существами, огорчать которых нельзя, а злить - и подавно. Я прижала к себе пупса и подошла к отцу. Он долго смотрел на меня, затем вынул из рук куклу и отложил её в сторону.
- Ин-грид...Ин-грид... - он взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. Под его взглядом мне захотелось забиться куда-то под свою кровать и укрыться одеялом. Вместо этого я тихо проговорила:
- Да, папа.
- Ингрид. Ты такая маленькая...- повисло молчание, и я рискнула разбавить его.
- Мне пять, папа. Скоро я вырасту.
- Да, - он смотрел поверх моей головы, на стену, где висел большой семейный портрет Груберов. - Ты вырастешь, моя девочка. И что же тебя ждет? Какое будущее?
Он говорил, обращаясь сам к себе, но я набралась смелости и выпалила:
- Я стану доктором, папа. Самым лучшим доктором. Я найду такое лекарство, что все люди перестанут умирать и будут жить всегда.
Отец опустил глаза и, кажется, только сейчас заметил, что ножки моей Фриды были тщательно перебинтованы - я лечила ей переломы.
Папа опустил руку мне на плечо и крепко сжал его:
- Ты, моя Ингрид, станешь лучшей в мире, во всем, поверь мне.
В детскую вошла моя мать, запыхавшаяся, раскрасневшаяся:
- Франц, что случилось? Я получила сообщение, - она дотронулась до коммуникатора - крошечной выпуклости за ухом.
Отец не повернулся на её голос, не отвел глаз от меня, лишь четко и медленно проговорил:
- Карин, найди себе и дочери черные платья. Вызови фрау Зееман обратно к Ингрид. Через полчаса мы с тобой вылетаем в Лагос. Карла убили.

...Те технологии, с помощью которых отец вознесся над миром, доставили известие спустя всего двадцать минут после того, как сердце брата перестало биться на другой стороне планеты. Я не знаю, сколько раз папа проклинал себя потом за то, что поддался на уговорам Карла и мамы отпустить наследника огромнейшей бизнес-империи на инспекцию в новый офис в Лагосе. И уж точно я никогда не узнаю, что подвигло моего брата зайти в один из самых опасных кварталов этого города миллионеров и трущоб. Но факт остается фактом: Карла жестоко убили, а над телом поглумились.
Отец консультировался с психологами прежде, чем посвятить меня в подробности смерти брата. Фотографий мне так и не показали, но папа рассказал, что на теле еще живого 18-летнего юноши эти животные (подобрать другого слова я не могу) выжгли "белая свинья". Богатство, социальный статус, хорошее воспитание - все это не смогло защитить его, наоборот, мой брат стал жертвой все возрастающей агрессивности неблагополучного цветного населения нашей планеты.
Рассказ отца произвел на меня сильнейшее впечатление. Я крепко-накрепко усвоила урок: опасность может подстерегать повсюду. И всё то, что выделяет меня из толпы, может привлечь ко мне недоброжелателей. Отец хотел меня уберечь, но детская психика - странная вещь. Поначалу я стала ужасно бояться всех чернокожих. Я забивалась в дальний угол лимузина и судорожно регулировала прозрачность стекол, стоило только нам проехать мимо "цветного" квартала в нашем родном Франкфурте. Чуть повзрослев, я пыталась держать себя в руках, но всё равно невольно вздрагивала, когда видела возле себя или на экранах представителя любой расы, помимо европейской. Я убеждала себя, что мои страхи беспочвенны, что мне ничего не грозит, но всякий раз в ушах звучал рассказ отца о том, как ненависть к белым убила моего брата. Возможно, отец и не замечал этого, но мама раскусила меня. И всячески боролась с моей фобией. Я помню один из первых разговоров с ней на эту тему. Она гладила меня по волосам, пела песню, а затем мягко проговорила:
- Девочка моя, представь, что все мамы мира, неважно, в Африке, Азии, Америке, точно также обнимают своих детей и поют им песни. И ждут с работы пап, которых нужно кормить ужином. Только у тебя волосы беленькие, а какой-нибудь Зухры черные и курчавые.
Я выбралась из её рук и покачала головой:
- Мам, не разговаривай со мной, как с маленькой, мне уже семь. А отцы какой-нибудь Зухры два года назад убили нашего Карла.
Мама сокрушенно потерла виски:
- Ингрид, нельзя винить весь белый свет в том, что твой брат погиб.
- Он не погиб! - я топнула по кровати ногой. - Его убили! Убили те, кто нас ненавидит.
- Глупая, - мама слабо улыбнулась. - Ты думаешь целому миру есть до тебя дело? Все только тем и занимаются, что ненавидят тебя, Ингрид Грубер?
- Папа говорит, что я особая, и что особенных людей другие люди боятся и ненавидят.
- Твой папа - очень умный человек. И в чем-то он, безусловно, прав. Но вот скажи мне, неужели Мария тебя ненавидела?
Мария была родом с Филиппин и готовила самые вкусные пончики в мире, правда, она у нас больше не работала, но я отчаянно скучала за её сладостями.
- Нет, - я опустила голову.
- Солнышко мое, ты еще маленькая, хоть и говоришь, что большая. Плохие и хорошие люди отличаются друг от друга не цветом кожи или волос. Если бы можно было так просто их различать...- она тяжело вздохнула и встала с кровати.
- Но папа...
- Твой папа - гений, но, поверь, некоторые вещи я знаю лучше, чем он.
Я не хотела соглашаться с ней - папино мнение весило для меня куда больше, но обижать маму мне тоже не хотелось. После смерти Карла ей и так было нелегко. С папой они разговаривали мало, меня же отец старался всегда держать поближе к себе. Мама спасалась от одиночества лыжами и вечерними разговорами со мной, если спать меня укладывал не отец.
Теперь, повзрослев, я испытываю угрызения совести, что так мало общалась с ней. И очень скучаю. С другой стороны, отец всерьез взялся за меня и мое образование, оставляя совсем мало времени на детские игры. Они с мамой прошли через смерть Карла, но горе отдалило их, а  разные взгляды на мое воспитание стало последней каплей, разрушившей отношения. Я осознаю это, мне очень жаль.
И все же, я помню каждый мало-мальски значимый разговор с мамой, её советы и наставления. Будь она рядом, мне было бы гораздо проще пережить расставание с Землей, но мою маму сгубили так любимые ею горы. 
Она не дожила до Исхода совсем немного. И рядом с отцом на капитанском мостике в этот день стоять придется мне. Я постараюсь быть достойной. Я не подведу его.
P.S. Мама, я все помню. Тебя я тоже не подведу.

Мефистошик:


 Это случилось второго июля 2076 года. День, который Франц не забудет никогда. День, который положил конец поискам и дал старт грандиознейшему проекту. День, который изменил все.
 
 Франц сидел в своем офисе в "Интелидженс" и просматривал утренние новости. Президент Нового Алжира обеспокоен темпами строительства новой мечети в Лондоне... Юань снова стабилизируется... Продолжаются беспорядки в Нью-Нью-Йорке. Население города возмущено выдвижением белого кандидата на должность губернатора... Сборная Индии вышла в полуфинал чемпионата Европы по футболу...
 В дверь постучали. Гневно фыркнув то ли из-за того, что его отвлекли, то ли из-за самих новостей, Грубер свернул окно и откинулся на спинку кресла.
 - Войдите, - сказал он, устраиваясь поудобнее. Скорее всего, предстоял ежедневный утренний визит Густава с отчетом о проделанной работе. Слегка неряшливый и порядком фанатичный ученый говорил четко и по существу, за что всегда нравился Францу. Конечно, если это был не один из тех дней, когда ему не нравилось ничего. В такие дни Грубер не любил принимать посетителей, хотя и был вынужден это делать. К счастью, сегодня был день не из таких.
 Однако из-за массивной дубовой двери показалась вовсе не лохматая голова Густава. Это был Людвиг, главный инженер "Герды" - огромного телескопа, построенного на земной орбите на миллиарды Грубера. Людвиг Ройс редко заходил к Шефу (как называли президента и мецената сотрудники корпорации). Вероятно, потому, что не особо любил людей. И в свое время это стало одной из причин, по которой Франц нанял именно его.
 - Людвиг, - вместо приветствия произнес Шеф, слегка приподнявшись в кресле. Знающие люди интерпретировали бы это движение Грубера, как признак легкой заинтересованности.
 - Доброе утро, герр Грубер, - рассеянно произнес вошедший. - Думаю, Вам будет интересно посмотреть на последние полученные снимки. Мы получили их, - инженер бросил взгляд на часы, - два часа назад и я сразу же после необходимых вычислений отправился к Вам.
 С этими словами мужчина приблизился к массивному столу шефа и выложил на стол снимки.
 Франц взял их и принялся рассматривать. На фотографиях были звезды. Чернота космоса и яркие огоньки жизни, несущие тепло ближайшим к ним планетам. Мультимиллиардер добросовестно изучал их в течении минуты, после чего поднял взгляд на Людвига. Тот словно только этого и ожидал.
 - Правый нижний угол. Сравните две первые фотографии с третьей.
 Он дал Шефу несколько секунд для того, чтобы вглядеться в указанные им места. Теперь, когда Франц знал, куда смотреть, он тут же увидел пятно странной формы, которое присутствовало только на одном снимке.
 - Это червоточина в скоплении Девы, герр Грубер. От нее до той самой планеты менее тысячной части парсека. Это около четырех лет полета с теми технологиями, которыми мы располагаем.
 Людвиг улыбался, хотя президент пока еще не мог понять, почему. Ведь расстояние до самой планеты все еще огромно. Он-то надеялся, что ученным удалось найти альтернативный вариант с пригодными для жизни условиями. Честно говоря, он уже и забыл о той первой находке - Густав убедил Шефа, что расстояние слишком велико и никакой корабль не сможет до нее добраться.
 Франц раскрыл рот, чтобы высказать свои мысли Ройсу, но тот не позволил.
 - А теперь, - заговорщически подмигнул инженер, - посмотрите последний снимок. В самом центре.
 Президент опустил взгляд на фото и увидел похожее завихрение. Кажется, он начинал понимать.
 - Это - симметричная первой червоточина. Судя по внешним показателям, характерным флуктуациям и времени появления, мы можем с вероятностью 94 процента утверждать, что это - два конца одного гипер-туннеля. Второй выход находится за орбитой Плутона. В девяти месяцах полета от Земли.
 Наконец явно довольный собой Людвиг замолк, предоставив Шефу возможность переварить информацию.
 Один и четыре. Пять. Пять лет. Это хуже, чем я мечтал, но куда лучше, чем смел надеяться. Но, сколько он сказал процентов?..
 - Девяносто четыре? - взволнованным голосом переспросил Грубер.
 - Пока девяносто четыре. Мы проведем все необходимые исследования, чтобы максимизировать это число. Думаю, через семь-восемь недель мы будем иметь цифру на уровне девяносто девяти с лишним. Но чтобы получить стопроцентную гарантию, мы должны отправить туда зонд.
 "Который будет лететь туда целых девять месяцев." Впрочем, это все равно был прорыв.
 - Отлично, герр Ройс. Вы будете вознаграждены за Ваш труд. Щедро вознаграждены.
 Людвиг замялся.
 - Вы хотите что-то добавить, Людвиг?
 - Герр Грубер, - потупив взгляд, заговорил инженер. - Ходят слухи... ну, знаете, люди болтают...
 - Да?
 Собравшись с духом, ученый выпалил:
 - Что Вы отбираете лучших людей для предстоящей экспедиции. Вы же понимаете, все, что мы делаем... мы не можем не догадываться.
 Грубер усмехнулся. Той самой улыбкой.
 - Допустим, - сухо произнес он.
 - Я бы хотел попросить Вас, чтобы Вы позволили мне принять в ней участие.
 На несколько секунд Франц задумался, а после впервые с начала разговора откинулся на спинку кресла.
 - Подготовьте Вашу анкету и отнесите в отдел кадров Марте. Скажете, что я в курсе.
 - Спасибо, герр Грубер! Я... Я... Спасибо!
 - Идите, Людвиг. И постарайтесь не подвести меня с этой червоточиной. А мне нужно совершить несколько срочных звонков.
 Едва взволнованный инженер покинул кабинет Шефа, Франц выдохнул. Неужели это свершилось? Он ждал этого последние три года с тех самых пор, когда умер Карл. В день похорон сына Грубер пообещал себе сделать все, чтобы спасти человечество. Спасти так, как он себе это видел - вывезя его избранную часть с этой клоаки, называемой Землей.
 Три долгих года. Сколько раз за это время Францу казалось, что они вот-вот найдут способ. И сколько раз он хотел плюнуть на все после очередного провала. Но не в этот раз. Сейчас все будет по-другому. Он чувствовал это.
 Первым делом Франц достал из бара бутылку виски и налил на два пальца. Было всего около одиннадцати утра, но по такому поводу можно.
 Еще несколько минут Грубер смаковал напиток и предавался мыслям о том, что теперь будет. А потом потянулся за телефоном.
 - Хенрик, свяжись с Густавом... чем быстрее, тем лучше... ему нужен зонд... он сам скажет... конечно, деньги будут, когда было иначе? Давай, пока.
 - Хельга, придет Хенрик из конструкторского, финансирование есть, пусть берет сколько потребуется... я переведу... знаю, Хельга. Пока.
 - Михаэль, что у нас с поставками во второй Новый?.. Ага... Ага... Хорошо, предложи еще осколочные... да успокойся, никто эту линию не слушает. Занимайся своим делом.
 - Марта, привет. Там должен зайти Людвиг Ройс. Принесет анкету. Скажет, что от меня... не знаю... ага... так вот, возьми ее и будь с ним вежлива... пусть считает, что сорвал джек-пот... анкету куда? Сожги, мне плевать... ты знаешь мои критерии... да, пока. Звони, если будут вопросы.
 Франц положил трубку и вздохнул. Мать Людвига была из Мексики. На парне это никак не сказалось, но на его потомках может отразиться. А Франц не мог рисковать.
 Грубер взял со стола фотографию. Сделанный с помощью раритетных пленочных фотоаппаратов снимок стоил целое состояние. С него на миллиардера смотрели две пары светло-зеленых глаз: восемнадцатилетнего юноши и милой малышки, примостившейся у парня на руках. Фото было сделано за два дня до смерти Карла. На следующее утро Карл уехал в Лагос. Несколько мгновений Франц просто молча смотрел на снимок. Впереди его ждало заседание правления "Интелидженс ТВ", после чего встреча с президентами Microsoft и SkyNet. Обычно он не опаздывал на встречи, но сегодня они его подождут. Сегодня он имел право побыть наедине с собой. Сегодня. В день, с которого начался обратный отсчет.

kpods:
Дневник Ингрид Грубер.
21-й день после Исхода.
13 июля 2083 год.


Мне сложно писать. С трудом заставила себя сесть за дневник.  Я стараюсь не думать о том, что мы уходим от Земли всё дальше и дальше. И хотя я не слишком ассоциировала эту планету со своим родным домом, но тоска накатывает все сильнее. Я скучаю за Франкфуртом, я скучаю за мамой. Но ничего уже не вернуть. Плачу ночами в подушку, чтобы никто не слышал. Я подумала, что, если я вернусь к своим записям, мне будет легче пережить всё происходящее. Как же я была наивна раньше. Пусть меня годами готовили к этому полету, пусть я жила с мыслью о том, что время до Исхода было лишь преддверием настоящей жизни, но мне больно.
Стыдно и позорно, мне, дочери Франца Грубера, проявлять такую слабость, ведь мое поведение должно быть примером. Странно, я думала, что из всех моих сверстников, я наиболее подготовлена к полету, но, кажется, прочие участники экспедиции переносят расставание с Землей куда легче. 
В день Исхода я стояла рядом с отцом на трибуне у входа в "Непокоренный" и смотрела на лица членов экипажа. Я почти не слышала речей отца и лидеров научно-исследовательских секций. Я вглядывалась в собравшихся две с лишним тысячи человек и гадала, как сложатся наши взаимоотношения в дальнейшем.
Ученые, преподаватели, инженеры и технологи - все зрелые, по большей части, семейные люди стояли особняком, с самым серьезным, но в то же время, спокойным видом. Они были настоящей элитой Земли. Девушки и юноши, в основном, мои ровесники, косились друг на друга с легкой настороженностью.
Не удивительно. Мы все учились в школах, основанных моим отцом, но, в отличие от системы обычного образования, в заведениях Франца Грубера девочки и мальчики обучались отдельно. Психологи порекомендовали моему отцу не поощрять ранние контакты, они могли привести к возникновению нежелательных подростковых симпатий. А наша колония изначально будет слишком мала, чтобы позволить себе такую роскошь, как браки по любви.  Поэтому мое поколение - прошедшие тщательный генетический отбор и получившие превосходное образование дети и подростки - с самого детства жило с осознанием важности своей миссии. Спустя некоторое время, уже в полете, я, как член биологической секции, буду принимать участие в распределении нас по парам. Где-то там, в толпе парней стоял мой будущий партнер и отец моих детей.
(Когда я размышляю о подобных вещах мое сознание раздваивается. С научной точки зрения, я прекрасно понимаю обоснованность  подобного решения и целиком поддерживаю его, но где-то в глубине души, мне бы хотелось чтобы все было по-другому. Как в книгах, фильмах, сказках. Мама называла это нормальными инстинктами, папа - обывательским мышлением. Но я ученый, хотя только прохожу обучение. И я буду в этой системе до конца.)
Первые недели полета запомнились мне какой-то всеобщей суматохой. Каждый член экипажа привыкал к своему новому месту и функции. Работа была у всех. Я сутками (раньше бы я сказала "днями и ночами", но и день, и ночь теперь такая условность...) пропадала в своей секции, общаясь с коллегами и нашими руководителями - господином Леманном и госпожой Кунц. Если бы не моя увлеченность проектами, я, должно быть, совсем раскисла бы. С отцом удавалось поговорить только изредка и то, по коммуникатору. Его обязанности и чувство долга не позволяли ему отлучаться из головного управления "Непокоренным" надолго. Он даже спал там. Наравне с отцом практически постоянно бодрствовали инженеры, диагностировавшие все системы корабля, и психологи, дежурившие в подростковом отделении: они гасили вспышки агрессии и ссоры, следили за общей атмосферой.
Хотя я и не отношусь к команде психологов, но мне, в виду будущей специфики работы, разрешили просматривать их отчеты. И я должна сказать, что они воистину хранители нашего спокойствия. Мне бы не хотелось добавлять им задач еще и своим подавленным состоянием.
Сейчас, когда я вношу эту запись, я чувствую, что мне становится легче. Я полагаю, что дневник, четкий распорядок дня и старательное выполнение моих обязанностей позволят развеять тоску по прошлому.
Завтра я обязательно схожу к госпоже Кунц и попрошу дать мне дополнительные задания. Она заведует подсекцией "Человек", и мне очень легко работать с ней. С господином Леманном контакт найти сложнее, но, я думаю, все дело в его нелюдимом характере, а так - он прекрасный специалист. Возможно, его замкнутость объясняется тем, что его супруга и дети отказались от полета в последний момент, и господин Леманн очень болезненно пережил расставание с ними. Правда, все это на уровне слухов, а спрашивать у отца мне неловко.
Было бы замечательно еще сойтись поближе с девочками, но мои бывшие сокурсницы держат со мной дистанцию. О нет, меня не обижают и не оскорбляют, но здесь, как и раньше в школе, у меня пока нет подруг. Скорее всего, людей смущает мое родство с инициатором и лидером проекта. А мама когда-то говорила, что людей могут отпугнуть мои успехи в учебе. Она советовала мне держать рот на замке и "не слишком давить интеллектом". Стоило бы прислушаться к её словам пораньше. Но, я надеюсь, еще не поздно начать отношения с чистого листа. Тем более, сейчас мы все равны.
Впереди очень-очень долгий путь. Замкнутое пространство. Ограниченное количество контактов. Сложно сказать, что случится с нами через несколько лет. Я хочу верить, что мы справимся с нашими задачами и прибудем на нашу новую планету настоящим, целостным и здоровым коллективом. И наше общество положит начало новому, лучшему миру людей.

Мефистошик:


 День не задался с самого утра. Карин снова начала рассказывать о том, что никуда не хочет лететь. Франц отделался дежурными фразами и жена сделала вид, что прислушалась к ним. Может, и вправду прислушалась, но настроение уже было испорчено.
 После завтрака Грубер решил прогуляться пешком, чтобы побыть немного наедине с собой. Он знал, что в последнее время это стало очень небезопасно. Но надеялся, что сегодня ему повезет и он не наткнется ни на одного из этих безумных фанатиков. Кто бы мог подумать, что он может чувствовать себя небезопасно в родном Франкфурте. И от кого исходила опасность! Не от чернокожих или азиатов - иммиграционная служба города справлялась, подпитываемая одним из финансовых ручейков "Интелидженс", справлялась с ними. Нет. Угрозу представляли те, кого Франц считал своими если не единомышленниками, то как минимум поддерживающими его проект людьми. Но увы. Родственные узы для многих все еще оставались важнее великой идеи. Ничего, он это исправит. Мультимиллиардер приказал охранникам держаться в зоне видимости - он хотел пройтись, да, но сумасшедшим не был - и отправился в центральный офис.
 Проблем хватало. И каждая вторая требовала его участия. Хорошо хоть ему удалось спихнуть дела корпорации на совет директоров. В свое время Франц лично отбирал каждого из них, проводя за этим занятием по несколько часов в день на протяжении недели. И сейчас с гордостью видел, что не зря. Отлаженный механизм функционировал без своего создателя как часы. Груберу пришлось пережить несколько неприятных недель, когда он свыкался с мыслью о том, что покинет землю и будет вынужден оставить "Интелидженс" кому-то другому. В самые тяжелые минуты он даже хотел остаться на Земле. Но в конце концов решил, что идея нового мира стоит того, чтобы расстаться с тем, что он имел тут. И дело было не в деньгах, нет. С ними Франц расставался без проблем, потому что всегда умел заработать еще. Дело было во власти и влиянии. Он был если не самым, то одним из влиятельнейших людей планеты, хоть и знал об этом очень ограниченный круг людей. Нет, разумеется, для общественности он был слегка безумным миллиардером, владельцем крупнейших компаний в сфере медиа, металлургии и фармакологии. А также содержатель многих научных институтов и щедрый меценат. Деньги текли рекой как к Груберу, так и от него. Что же до того, чего общественность не знала... оно и к лучшему, наверное.
 Когда-то Франц надеялся оставить весь свой бизнес Карлу. Наверное, если бы он как следует подготовил сына, он бы даже сумел передать ему все свои дела... Наверное. Но когда Карла не стало, все изменилось. Какое-то время Грубер тешил себя надеждой, что Ингрид сможет стать его наследницей не только по крови. Но быстро понял, что этому не бывать. Тут и слишком сильное внимание матери - в какой-то момент миллиардер даже удивился, как он смог полюбить эту слабохарактерную женщину. Тут и слишком добрая душа самой малышки. Настолько добрая, что где-то в глубине души Франц сам не хотел портить девочку своими темными делами. Или это было опасение, что Ингрид не справится и развалит все, что он создавал на протяжении стольких лет... Кто знает.
 Но все это было очень давно. Прошло почти десять лет со смерти его старшего ребенка и единственного сына. И сейчас Франц Грубер, президент корпорации "Интелидженс" и многих других компаний поменьше, четко знал, что делать. Он вручит свое дело в умелые руки и с чистой совестью отправится вперед. В новое будущее не только для двух тысяч избранных детей, но и для него самого. И для Ингрид. Он видел, как она изменялась. И хотя влияние Карин не прошло бесследно, последнее время он стал замечать в глазах дочери ту же фанатичность, что всегда видел в себе. Что видел в глазах ребят, учившихся в его специальных школах. Что горела в глазах ученных, которых он избрал для роли будущих наставников и основателей новой цивилизации. Он верил в свои силы. И в правильность своей идеи.
 К сожалению, не все разделяли его веру.
 До офиса оставалось менее пяти минут, когда из-за угла вышел десяток митингующих и, заметив Франца, немедленно направился в его сторону. Грубер отдал приказ охране и замер в ожидании своих людей. Машина подъехала через пятнадцать секунд, опередив пустившихся в бег протестующих на десять. Миллиардер уже сидел за надежным бронированным стеклом, когда люди с плакатами добрались до его транспорта, забросали его яйцами и начали кричать вслед:
 - Гори в аду, Грубер!
 - Не смей тягаться с богом!
 - Верни наших детей, ублюдок!
 - Будь проклят!
 Начальник охраны Хайнц обернулся к Шефу с вопросительным выражением на лице. Франц отрицательно помахал головой. Ни к чему новые скандалы. Он и так сейчас пользовался слишком повышенным вниманием прессы и мировой общественности в связи с приближающимся стартом "Непокоренного". А эти люди в сущности были виновны лишь в собственной недальновидности. Ненужные жертвы лишь добавят аргументов мировому правительству. И чего доброго, эти болваны попробуют запретить ему взлет. Разумеется, у них бы ничего не вышло. Но у Франца и без них хватало проблем.
 Одна из которых уже ждала его в приемной. Холли лишь виновато пожала плечами, когда Шеф вошел в кабинет, а наперерез ему бросилась Матильда Ларссен. Грубер не винил Холли. Он знал Матильду.
 - Две минуты, фрау Ларссен, - произнес Франц и вошел в свой кабинет. Женщина весьма неохотно подчинилась.
 Настырная женщина. И почему они все время приходят ко мне? Он прослушивал записи разговоров просителей со специально созданной для этого группой юристов и находил аргументы последних весьма убедительными. Но все равно все считали своим долгом добраться до последней инстанции. Неужели он производил впечатление добряка?
 - Войдите, - рявкнул он и откинулся на своем любимом кресле. Зачастую Франц не привязывался к вещам, но это кресло очень любил. Возможно, он даже возьмет его с собой.
 Вошла Матильда Ларссен. И начала с порога:
 - Мистер Грубер, вы должны понять меня. Я говорила с вашими юристами, но они не понимают всей тяжести моей ситуации. Я уверена, что вы войдете в мое положение.
 При последних словах мужчина поморщился. Он не любил, когда другие подобным образом решали что-то за него. Но пока не произнес ни слова. Женщина тем временем продолжала:
 - Мой муж ушел от меня. Он променял меня на эту крашенную сучку из Лондона. Я знала, что у него с ней какие-то дела, но не ожидала, что он решится бросить меня. Поймите, теперь я одна и Хенрик - единственная моя надежда и опора. Позвольте ему остаться со мной. Прошу вас, мистер Грубер, - на глаза женщины наворачивались слезы, словно она понимала всю тщетность своих попыток.
 - Матильда, - вздохнул Грубер, - не нужно плакать. Меня этим не пронять.
 Чудесным образом поток прекратился.
 - Вы с Гансом подписали договор. Стандартный договор, что отдаете своего сына Хенрика для участия в программе возрождения и отказываетесь от любых прав на него. Взамен вы получили на руки миллион идеал-марок.
 Наверное, Матильда почувствовала зацепку в словах Грубера.
 - Мистер Грубер, я отдам Вам деньги. У меня столько нет - почти все, что осталось, забрал Ганс - но я займу и верну Вам все до копейки. Пожалуйста.
 В глазах президента не было ни намека на понимание.
 - Сожалею, фрау Ларссен. Мне не нужны деньги. Мне нужен Хенрик. И у меня все юридические права на Вашего сына. И...
 - Вы! - взорвалась вдруг женщина. - Вы - дьявол! Вы - негодяй! Верните мне сына! - из глаз снова брызнули слезы, на этот раз настоящие. - Я вас ненавижу! Я найду сына и заберу его. Я не пущу его, спрячу от Вас и Ваших псов. Вы... - Матильда замахнулась рукой и сделала шаг по направлению к Францу.
 И наткнулась на ледяной взгляд голубых глаз.
 - Настоятельно не советую Вам этого делать, фрау Ларссен, - тихо произнес Грубер. И плечи женщины поникли. Не сдерживая слез она развернулась и побрела прочь из кабинета.
 Мужчина достал телефон и набрал короткий номер.
 - Хайнц, от меня вышла Матильда Ларссен. Проследи за ней. Я не хочу, чтоб она что-то сделала с собой. Возможно, ее стоит на время изолировать. Нет, не надо. Просто убери ее подальше от видеокамер.
 Он не желал зла женщине. Но у него и так слишком много проблем. Быть может, хотя бы одной станет меньше.

 До вылета оставалось двадцать девять дней.

kpods:


Дневник Ингрид Грубер, 273 день после Исхода
…Через 12 часов мы проходим туннель. Назад пути не будет. Странное чувство – я одновременно и сгораю от нетерпения, и дрожу от ужаса.

Дневник Ингрид Грубер, 300 день после Исхода
Мы с госпожой Кунц закончили введение контрацептивов членам экипажа. Как она справлялась с этим заданием сама 10 месяцев? Невероятная женщина.

Дневник Ингрид Грубер, 793 день после Исхода
Отец спросил меня, почему я так счастлива. Я не удержалась и рассказала ему про Матиаса и нашу пару. Как мне повезло, мамочка, как же мне повезло. Неужели я оказалась настолько удачливой, что смогу прожить жизнь с мужчиной, которого люблю, а не с тем, кого мне пришлось бы полюбить?

Дневник Ингрид Грубер, 912 день после Исхода
Госпожа Кунц отметила мои достижения перед всем научным Советом. Отец очень гордится мной. Ожидала ли я этого? И да, и нет. Мы все очень талантливы и живем работой, но, кажется, мы с госпожой Кунц часто приходим к одинаковым результатам разными путями. Она говорила, что ей нравится широта моего мышления и умение работать с расплывчатыми и неточными показателями.

Дневник Ингрид Грубер, 1456 день после Исхода
Мы приближаемся к Началу. Зонды, собирающие информацию о планете, уже вовсю работают, собирая и передавая нам показатели. Матиас не вылезает из своей секции, обрабатывая сумасшедшие объемы информации. Иногда у нас получается поговорить только во время обеда. Кажется, мы даже не едим тогда, а просто смотрим друг на друга. На нас уже косятся. Пусть их, я не собираюсь отказывать себе в удовольствие пообщаться с женихом только потому, что некоторые находят такое поведение несдержанным.

Дневник Ингрид Грубер, 1492 день после Исхода
Бригитте Кунц рекомендовала меня на должность её заместителя по подсекции. Эту новость мне сегодня озвучил отец, расцеловав в обе щеки. Еще недавно он переживал, что чрезмерное общение с Матиасом негативно скажется на наших показателях. Что же, мы оба доказали ему, что Франц Грубер тоже может ошибаться.

Дневник Ингрид Грубер, 1638 день после Исхода
Уже примерно определена точка посадки в тропическом поясе планеты. Мы с Бригитте не спали несколько дней, готовя все возможные и невозможные вакцины. Нам предстоит адская неделя сразу после посадки. Надо будет запастись стимуляторами, иначе я свихнусь.


Ингрид Грубер, 11-й день после приземления.

Ингрид усиленно боролась с зевотой, но рефлексы побеждали. Никакие стимуляторы не справятся с человеческим желанием поспать, если оно терзает тебя уже вторую неделю. Биолог рассеянно листала отчеты секций по Началу, ожидая пока компьютер закончит обработку результатов анализов.  Биологи уже делали анализы за пять дней до посадки. Тогда они тоже порядком вымотались. Контрольные же замеры показателей здоровья экипажа свалили Бригитте с ног еще два дня назад: из-за элементарной усталости Кунц чуть было не напутала реагенты, и Ингрид попросту отправила её спать. Все-таки, ей в двадцать лет проще переносить перегрузки, чем женщине пятидесяти трех лет отроду. Их секции достался колоссальный кусок работы, а, самое печальное, большую её часть делегировать было некому. Впрочем, другие исследователи тоже не сидели без дела. Начало было прекрасной планетой, с мягким и комфортным климатом, но сюрпризы их новый дом подбрасывал регулярно. Ботаники удивлялись легкости, с которой удалось посадить земные образцы в местную почву, физики корпели над описанием излучений, зафиксированных на подлете к планете, секция географии внезапно обнаружила многочисленные полости недалеко от места их приземления. И было просто чудом, что корабль не сел на тот участок. Отец Ингрид просто рвал и метал, то бишь, сверлил шефа географов немигающим взглядом и тихим голосом отчитывал за халатность. Если бы «Непокоренный» под своим весом провалился в подземные пустоты, их экспедиция закончилась, даже не начавшись.
Компьютер озвучил, что обработано 90% информации, Ингрид вяло чертыхнулась, вспомнив, что час назад было обработано 85%. Сидеть в лаборатории ей предстояло, видимо, еще немало.
И даже то, что на Начале сутки длятся 25 часов, меня не спасет. 25 часов в сутках – мечта трудоголика, а я все равно ничего не успеваю.
Она встала и подошла к иллюминатору. Теперь это называется окно. Модуль все тот же, а названия другие. В руках девушки дымилась чашка с бодрящим напитком, Ингрид открыла окно и вдохнула воздух Начала. Их с Бригитте рабочий модуль располагался ближе всего к морскому берегу – маленький каприз двух довольно влиятельных женщин – поэтому в тишине раннего утра можно было расслышать легкий шум волн, а если присмотреться, то за проливом виднелся низкий берег соседнего острова. На планете не было  материков – лишь многочисленные архипелаги, занимавшие половину площади поверхности. 
В целом, они оказались готовыми к тому, что Начало отличается от Земли. В воздухе здесь содержалось больше углекислоты, климат был теплее, сутки – дольше. Но экипаж прибыл на планету адаптированным: химики постепенно повышали долю углекислого газа в атмосфере корабля, а инженеры даже чересчур переусердствовали с температурным режимом.
Мы – очень и очень удачливые колонизаторы, хмыкнула про себя Ингрид, наблюдая, как гаснут перед рассветом последние звезды.
- 95% процентов информации обработано, госпожа Грубер – женский голос компьютера по тембру походил на голос Карин Грубер, во всяком случае, так казалось Ингрид, но она в жизни не призналась бы в этом кому-либо. Так же, как и в том, что дала компьютеру имя.
- Спасибо, Кора, неожиданно оперативно - ответила девушка. – но работай побыстрее, ну, пожалуйста, я хочу хотя бы на часик вырваться к Матиасу. Очень хочу.
Временами желание видеть будущего партнера едва ли не перевешивало чувство долга. Ингрид надеялась, что это связано с постепенным выводом из организма остатков контрацептива, а не с потерей остатков самообладания. По её прикидкам, до полного очищения от препаратов оставалось около недели, но точнее должны были показать анализы. После этого для колонии начался бы новый этап. Ингрид широко улыбнулась встающему солнце – она-то ждала этого дня с нетерпением. Как и Матиас.
- Обработка анализов закончена, - пропел ей Кора голосом мамы.
- Отлично. Супер.
Ингрид уселась в кресло, отставила чашку со стимулятором и начала просматривать данные по экипажу.  Все было так, как она и ожидала.
- Нормально, нормально, не изменилось, нормально, нормально, - биолог бормотала это уже практически на автомате.  Так было, пока она не добралась до своего файла.
- Нор..Что?! – руки Ингрид мгновенно вспотели. – Что? Этого не может быть.
Она перегрузила файл еще раз, затребовала у Коры повторную обработку своих анализов, хоть и понимала, что ошибка маловероятна. Те двадцать секунд, что компьютер составлял результат, мир Ингрид Грубер стремительно рушился. Она вцепилась пальцами в столешницу так, что руки побелели. Результат снова высветился на экране. Приговор снова высветился на экране. Невозможный, иррациональный, шедший вразрез со всем здравым смыслом.
Ингрид Грубер, представитель чистой, близкой к идеальной генетической линии, была полностью бесплодна. Ни единой живой яйцеклетки. Никакой надежды.
- Ааааааааааа! Ааааааааааааааааааааа!
Девушка очнулась на полу. Сколько она пролежала там, прижавшись к прохладному покрытию лбом, Ингрид не знала. Лучи солнца скользили по модулю, экран Коры уже перешел в энергосберегающий режим. Биолог встала, покачиваясь, подошла к креслу и залпом выпила остывший, горький стимулятор. У неё было очень и очень много работы.
Спустя два часа Ингрид все так же сидела у себя в модуле, не реагируя на сигналы коммуникатора. Пусть Матиас думает, что она спит.
 У меня есть две новости, папа, хорошая и плохая. С какой начинать? С плохой? Франц Грубер, ваша дочь бесплодна. А какая же тогда хорошая новость? Она – единственная бесплодная женщина в молодом поколении. Нам снова очень крупно повезло.
Ингрид опять и опять мысленно прокручивала  фразу, не представляя, как сказать это отцу.
Она потерла виски и решила подумать над этим после. Сейчас у неё была другая, более важная задача.
- Файл Матиаса Гримма на экран, Кора. Идеальный партнер – Ингрид Грубер, 20 лет. Удалить. Выдать мне результаты анализов из папки «Резерв».
Голос её звучал сухо, пальцы не дрожали, только тупая, нарастающая боль в затылке сигнализировала о нервном напряжении. Ингрид сосредоточенно листала данные по семьям специалистов, детей которых брали в экспедицию с условием помещения в резервный фонд. На всякий пожарный случай, как говаривала Кунц.
- Ида Бергманн. 17 лет. Новый партнер для Матиаса Гримма. Кора, записать.
Прости меня Матиас, прости меня, папа.
Ингрид выключила Кору и вышла из модуля. У неё было примерно полчаса личного времени для того, чтобы побыть наедине с собой и осознать все случившееся. Девушка вышла к морю. Древний океан лениво шумел, выбрасывая на берег водоросли и гальку. Ингрид села на песок и стала задумчиво пропускать его сквозь пальцы. Как ни пыталась она удержать в руках горсточку, ничего не выходило. Все утекало из рук Ингрид Грубер – песок, любовь, жизнь.

Навигация

[0] Главная страница сообщений

[#] Следующая страница

Перейти к полной версии