Джон приходит в себя на корабле. После суток боёв и обморожения у него такой цвет лица, словно его держали в СПА на детоксе. Открыв глаза, он видит возле постели не бородатую ряху Тормунда, а саму Бурерождённую.
Язык у Джона после обморока ворочается плохо. "Как же её по батюшке-то, – мучительно соображает он. – А, Эйрисовна!". Сноу трижды пробует произнести про себя "Дейнерис Эйрисовна" и понимает, что корабли не вылавируют.
"А, – думает, – гори оно всё!"
И слабо выдавливает:
– Дени...
Дейнерис вспыхивает. В последний раз её так называла воспитательница в детском саду, накладывая добавку манной каши. Сладостные воспоминания оживают в Бурерождённой, и она сжимает пальцы Джона до нежного хруста. Тот бы и рад сказать "пусти, дура", но не смеет возражать Матери Драконов, и лишь скупая слеза вытекает из его подмороженного глаза.
– Джон!
Догадываясь, что за "Дени" его снова начнут жамкать, Сноу выжимает из себя "моя королева".
– Ты правда преклонишь колено? – растроганно спрашивает Дейнерис.
– Как только снимут гипс, – обещает Джон.
И оба мысленно сливаются в объятьях.
А возле озера Король-Призрак, используя рабскую силу и продукцию нижегородского завода "Красный якорь", вытаскивает из воды тело Визериона. Левую руку кладёт на книгу "Кладбище домашних животных", правую на драконий лоб, и мёртвый дракон перекидывается в живого назгула.
